Адептус Механикус: Омнибус - Страница 364

364

Голограмма потрясла головой: — Нет, этот слишком типичный, слишком холодный. В нем недостаточно человечности для эксплуатации.

— Тот, кто вступил в бой с ”Владыкой Войны” в доспехе рыцаря, должен иметь эго планетарного масштаба, — сказал Немоникс.

— Не эго побудило его сражаться, а необходимость. Антонис знал, что без полковника Паска, сражение будет проиграно. У него просто не было выбора.

— Тогда что на счет Роланда? Обычно у лидера должно быть самое большое эго.

— Нет, если это Роланд тянет Кадмус вниз, то весь дом пойдет вместе с ним, а насколько я понял из записей, Механикус хотят вернуть этих рыцарей обратно.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Вместо того чтобы развращать силу, мы можем надавить на слабость, — сказала голограмма. — Вышедшие из строя компоненты машины заменяются, но люди в большинстве своем сентиментальные существа. Они поместят сломанную шестерню в механизм, не осознавая, что одна маленькая деталь, может привести к катастрофе.

— Кто же тогда эта сломанная шестеренка в доме Кадмус?

— Пролистай шесть страниц назад.

Немоникс сделал это и кивнул.

— Да, вот этот, — сказала голограмма, и Немоникс вспомнил этот голод, азарт охоты, сходящий на нет с каждой аугментацией служившей ему защитой от нежелательных следов своего присутствия.

Именно поэтому он и сохранил свое прежнее я: чтобы чувствовать вещи, которые он уже никогда не испытает.

— Последние десять лет он гнался за успехами Роланда на Охоте, — продолжила голограмма. — Он жаждет власти, но Роланд ее так просто не отдаст. Он слишком долго ждал, дай ему то что он хочет, и он собственноручно намалюет шестерню на броню каждого рыцаря.

Немоникс изучил психологический портрет сира Малкольма, и кивнул в согласии.

— Как мы доберемся до него?

— Через уязвимость любого мужчины из плоти и крови, — сказала голограмма с улыбкой, — его жену.

Немоникс пролистал вниз.

— Ее имя Кассия, — сказал он.

Накануне кровопролития, Кадмус пировал.

Независимо от мира, или от поставок припасов, рыцари и их супруги, собираются чтобы попировать в компании друг друга, тем количеством еды и питья что удается раздобыть.

Это старая традиция, берущая начало задолго до падения Высших лордов, оживленная впоследствии Корделией после восхождения Роланд на командный пост дома Кадмус.

В Цитадели Големов такие банкеты проходили в расположенном в монолитном крыле горы-крепости Суинфорд Холле, который был воздвигнут далекими предками Роланда. Сам зал празднования представлял собой фантастического размера ротонду из вытянутого метала, украшенную монолитными скульптурам и бюстами почитаемых героев дома. Купол, отделанный расписным стеклом, выступал над бесконечными лесами плато, открывая удивительный вид. В Холле не разрешены сидения, для того чтобы ни мужчина, ни женщина не смогли получить расположение мастера дома, за счет места за столом. Помещения, выделенные управляющим лорда Оудена, Корделия сочла подходящими, но все же не чета Суинфорд Холлу. Воины пили местное ферментированное варево и громко беседовали, в то время как сервиторы назначенные из лагеря Хранителей, расположившегося за городскими стенами, без устали подносили жаренное мясо и тушенные корнеплоды местной овощной культуры. Каждый рыцарь, исключая Антониса не принимавшего активного участия в трапезе, пойдут завтра с больными животами и похмельем, это тоже было традицией.

Завтра большинство этих мужчин отправится на возможно последний их бой. Цель пира была проста: человека, сидящего рядом с тобой, возможно завтра не станет, так что насладись его компанией пока можешь.

Роланд рассказывал байки с Родериком и Уильямом, судя по движениям рук мужа, он заново разыгрывал недавнюю Охоту. Вот это взмах «Жнеца», это выстрел из боевой пушки, а это тяжеловесный удар ногой.

Сир Малкольм входил в круг Роланда, но сам абсолютно этого не желал. Корделия сделала себе заметку, напомнить Роланду, быть более сдержанным в своих победах.

Она прошла между собравшимися рыцарями и их женами, с натренированной непринужденностью правящего матриарха. Временами останавливаясь чтобы поздравить рыцаря с его успехом на Охоте, или оценить выбор платья или украшений их жен.

Рыцари обменивались любезностями, а их жены обсуждали между собой, им одним понятные темы. Ни один из рыцарей не вникал в подтекст слов жен, но так было всегда. Когда у мужчин была их война, женщины занимались не менее важными делами.

Удостоверившись что все идет как надо, она прошла сквозь толпу к Эйлине, Айкатерине и Кассии, удобно устроившихся на обитых подушками скамьях, в самом центре зала.

Кассия выглянула из-за книги и улыбнулась. Эйлина делала пометки на нотном листе своей композиции, а Айкатерина бережно качала на руках свое дитя.

— Он заснул? — спросила Корделия присаживаясь рядом.

Айкатерина кивнула, и Корделия заметила у нее под глазами темные круги от недосыпа.

— Хвала Императору, — сказала Кассия, не отрываясь от книги. — Почти невозможно писать, когда он все время кричит.

— Иногда он довольно музыкален, — усмехнулась Эйлина. — Я могла бы использовать его голос для крещендо.

— Не понимаю, почему ты так возишься с этими дневниками, — сказала Эйлина. — Вряд ли ты дашь их кому-нибудь прочесть.

— Они не были бы личными дневниками, если бы кто-то еще их читал.

— Какой тогда от них толк, если никто, кроме тебя не может их прочесть?

364