Он должен быть кроток сердцем, но крепок рукой,
Свирепым в бою и преданным родине,
И славным путем идти.
Он должен беречь свою честь,
Изгнать страх из деяний,
И прославить свой дом.
Его долг служить Императору,
Защищать Империум.
Таковы законы истинного рыцаря.
Рыцарский долг, АквитаниусМэлори Кадмус, М31
Заставлять детей плакать, было священным долгом Раюма Бартаума. Их рыдания и всхлипы служили ему мерилом качества его работы. Стенания девятилетнего ребенка, со слезами пытающегося окоченевшими пальцами перезарядить автоган, были музыкой для его ушей.
Это был звук учебы, звук получения жизненно важного опыта.
— Дайте мне ребенка, и я сделаю из него мужчину. — было его любимой фразой, когда добродетельная знать, высказывала брезгливость по отношению к его методам.
Оставь вдохновляющую чушь Кайтейну. Призвание же Раюма как аббата-инструктора, было напугать к чертовой матери каждого прогена, попавшего в схолу Викара.
А напугать их было не так уж и сложно.
Все-таки, Империум это очень пугающее место.
Даже закаленный гвардеец испытывает ужас перед ним, какого же тогда было ребенку, потерявшему родителей или насилу отлученного от них, оказаться за мрачными, гранитными стенами схолы.
Однажды он покажет им, насколько ужасна галактика, и научит быть еще хуже. Он научит их быть сильнее того что хочет их убить. Он научит их сражаться.
Да, напугать новобранца легко, но что бы он не рассказал им о кровожадных ксеноформах, предателях или порождений варпа, ничто не напугает их так же сильно, как вид своего собственного ужаса.
Раюм Бартаум был в ужасе, потому что знал, что грядет.
Кибернетический протез, заменявший ему одну руку, и пластина из адамантия ставшая частью его изрытого оспинами черепа, служили мрачным напоминанием, насколько плохо могут пойти дела.
Двор схолы, размером с хороший полковой плацдарм, был основным шесть дней в неделю, шел ли дождь, снег или палило солнце. Набор тяжелых бронетранспортеров, наземных машин, разукомплектованных «Химер» для тренировок, неслись на полной мощности через врата Проксимус. Медленные, шумные штуковины, неспособные ехать достаточно быстро, чтобы уйти от наступающего врага.
Глухой звук взрывов доносился из-за пределов стен схолы, скачущее эхо сбивало с толку, делало невозможным определить откуда именно доносится звук. Раюм слышал стрекотание легкого ручного оружия, тяжелое буханье артиллерии и характерный звук умирающих солдат.
Двадцать лет прошло с тех пор, как Раюм ступал по настоящему полю боя, пятнадцать, когда он последний раз слышал скрежещущее завывание этого противника.
То были звуки, которые никогда не забудешь; звуки способные загнать заслуженного ветерана в холодный пот и заставить проглотить ствол своего болт-пистолета.
Едва одетые, неуклюже похватавшие свои винтовки, дети выбежали из келий схолы. Самым младшим едва исполнилось шесть, старшие же подходили к своему совершеннолетию.
И каждый из них шел сегодня на смерть.
Они вздрагивали от падений артиллерийских снарядов в глубине города, и в ужасе смотрели на поднимающиеся вдалеке столбы черного дыма.
Соратники Раюма гнали свои отряды прогена к ожидающим транспортникам. Закаленные войной голоса кричали на молодняк; голос, привыкший кричать на учебных плацах, звучал отчетливо даже сквозь звон колоколов схолы и улюлюканье сирен, орущих из-за городских стен Викары.
Новобранцев подгоняли самой отборной руганью, подобную которой Раюм слышал разве что в катаканском публичном доме, тем, кто отставал отвешивались пинки. Его собственный отряд уже следовал за ним, не отставая ни на шаг. Как и в первый свой день здесь, большинство громко рыдало в страхе. Другие были слишком напуганы, чтобы даже заплакать.
Они стали хорошей группой; как мягкая глина они размяты и вылеплены в то, что, он надеялся станет отличными бойцами, политиками, генералами или инквизиторами Империума. Но сперва они ненавидели его; ох, как сильно они его ненавидели.
Двое из них даже пытались его убить.
Теперь же они уважают его. Они выросли и увидели кем они стали, с благодарностью понимая, что он сделал для них. Раюм взглянул вверх, когда эскадрилья воздушных судов прорычали над головой. Слишком быстро, чтобы понять какие именно. Скорее всего «Молнии», истребители, это означает что враг уже совсем близко.
— Поторапливайтесь, черт вас дери! — кричал он, надеясь, что строгий тон скроет страх в голосе. Он отстегнул откидной борт первого транспортника. Что-то взорвалось за пределами стен схолы. Зеленоватый огненный шар, расцветил небеса.
Дети вскарабкались на борт, старшие помогали младшим. Раюм был доволен их дисциплиной. Страх был, без сомнения, но не паника.
— Они придут спасти нас? — спросил Морлей, перспективный молодой парень с худым лицом и потенциалом к лидерству.
— Спасти нас? — резко ответил Раюм, меняя свой страх на властный лай. — Не будь тряпкой парень. Почему лорд Оуден должен посылать солдат спасать наши жалкие задницы, когда у него война кругом? Каждый гвардеец с оружием будет направлен на стены.
— Никто не придет? — сказала девочка с песчаными волосами по имени Лорза.
Твердо и без сомнений, если бы она не сделала стрижку для тренировок на дознавателя, Раюм возмутился бы. Прямо сейчас она выглядела как напуганный десятилетний ребенок