Адептус Механикус: Омнибус - Страница 341

341

В тот момент произошло то, чего магос никогда прежде не видел. Бездействующие ранее системы защиты шпиля с ревом пришли в действие, когда гироскопы навелись на приближающуюся цель. Несколько болтерных установок «Ураган», представлявших собой по три спаренных болтера каждая, открыли огонь, и в левиафана устремился яростный поток раскаленного металла. «Ураганы» вырывали из животного большие куски тухлого мяса, уничтожая существо бурей зарядов. На прицельных сканерах цель просто испарилась. Когда Роттл, дрожа и раскачиваясь, поднял взгляд, он ничего не увидел. Как не увидел и того, что с изъеденного реактивами края цистерны на пол упали три капли бездействующего Пожирателя Жизни. Вне стазис-поля вирус тут же пробудился.

— Чудо, — слабо выдохнул Роттл, поражаясь исчезновению левиафана. А затем потерял сознание, и вот тут начались настоящие чудеса.

* * *

Каньоны пролегали между зубцами шестерни. Они простирались до самого ее диска — большого плато, сделанного из железа. На этом отполированном огромном пространстве тут и там были видны возвышающиеся над горизонтом механизмы и машины. По розовому небу пятнами и полосами плыли облака медного цвета. Роттл увидел громаду горы Олимп, вздымающуюся выше, чем он мог поверить, а над ней, на странной орбите, едва поддающейся вычислению, была сама Терра, мерцающая сталью и хромом. Все медленно, неумолимо вращалось, являя собой совершенство забытого прошлого. Громкий лязг гигантских зубчатых колес и взаимная вибрация мельчайших механизмов сливались в грохочущий в вечность бинарный гимн.

Он наполнил Роттла жизнью. А то, что осталось от его смертного тела, разлагалось в испарениях Пожирателя Жизни.

Большая шестерня ускоряла свое невозможное вращение, ее зубцы трещали как вековой лед во всем простирающемся перед магосом мире. Древние машины грохотали и скрипели свою молитву Омниссии. Округлые поршни и огромные, увенчанные горгульями устья дымоходов изрыгали обширные облака благовоний. Бесконечные вытяжные линии с ревом испускали в разреженную атмосферу перегретый воздух. Весь этот шум эхом отдавался среди железных опор, утесами возвышавшихся над магосом, и обширных хранилищ данных, вонзавшихся в небо подобно обсидиановым когтям.

И над всем этим разносилась молитва Омниссии, создаваемая звуками каждой шестерни и механизма; бесконечные последовательности зубцов, острых и тупых, иногда даже соединяющихся под невообразимо сложными углами, возносили хвалу — устами, созданными Богом-Машиной, как будто Омниссия лично изрекал двоичную истину самого знания.

Роттл попытался уловить смысл.

Бинарный грохот пропустил один удар и понизил тональность, приобретя странный диапазон и асимметричный ритм.

И тут с Иеронимом Роттлом заговорил Омниссия.

— Мой слуга, — разнеслись слова, — Ты пришел ко мне.

Приводы нижней челюсти магоса задрожали. Голос отказался ему служить.

А с бесконечно величественных машинных полей Марса продолжали раздаваться слова:

— Я наблюдал за тобой. Я пришел, чтобы решить твою судьбу. Я пришел, чтобы научить тебя слабости плоти.

Голос Роттла не мог соперничать с глубиной звука, издаваемого Омниссией. Магос смог лишь выдавить из себя протяжное и жалкое «Да».

— Я пришел, чтобы показать тебе судьбу всей плоти, Иероним Роттл. Чтобы превратить твой Пожиратель Жизни в смерть всего живого, покрытого плотью. Чтобы показать тебе знание!

Слова Омниссии звучали странно возбужденно. Роттл понял: восторг чистой информации, прекрасных данных, совершенного знания.

— Конечно, Иероним Роттл, если ты будешь слушать.

Шейная опора Роттла изогнулась, когда он кивнул. Пучок поддерживаемых в хорошем состоянии мехадендритов почтительно замер, пока магос слушал. Пока его бренные останки растворялись в парах Пожирателя Жизни, Роттл узнал от Омниссии все.

* * *

— Чудо, — произнес приглушенный голос.

— Действительно, — согласился второй, понизив голос до свистящего шепота, — Но допустимо ли это? — Интонации стали похожими на шум электронных помех, как будто кто-то переключает каналы вокса.

— 2.05 процента, архимагос биологис Вэйвор. В его останках присутствует Лекс Органикум, он все еще человек. Кибернетика шасси и обслуживающие системы не нарушили его человечность.

— Это удивительно, адепт. Вероятность его выживания была меньше десяти в минус пятой степени. Математическое чудо — а я-то полагал, что Омниссия их не допускает.

— Господин? — в голосе адепта смешались удивление и недоверие. Слишком человечно, на взгляд Вэйвора.

— Омниссия действует лишь в рамках знания, — строго ответил архимагос. Это — беспрецедентный случай, но в числовой форме вполне допустимый. — Беспрецедентным этот случай стал лишь потому, что Святые Ордосы остались в неведении относительно случая с Роттлом и его восстановления. Другие «допустимые» инциденты уже случались — таком как расчленение открывателя Стрейнга на Круксе II или вознесение технопровидца Гелиопа — но Ордосы неизменно являлись к механикус и уничтожали все записи и свидетельства. Вэйвор редко сожалел о таких чистках, но это была напрасная трата техножрецов и магосов. Лишь Вэйвор знал об этих инцидентах по провалам в памяти, по именам без вещей, похожим на негативы древнего пикт-вора. Он знал лишь то, что Святые Ордосы работали против славы Омниссии, и что Умбракогг был одним из немногих мест в галактике, где такое чудо могло остаться в тайне, потому что мира просто не существовало в обширных записях Адептус Терра. Возможно, в этом и заключалось чудо: событие было тайным, допустимым.

341